Однако подобный рецепт уязвим для критики по многим причинам. Во-первых, возникнут неминуемые трудности в ходе сравнения уровней полезности (или счастья) отдельных людей. Во — вторых, даже если это удастся сделать, вовсе не очевидно, что дополнительный 1 ф. ст. дохода стоит меньше для богатого, чем для бедного: по мере роста доходов у людей часто формируются дорогие вкусы и привычки. В общем случае мы не можем утверждать, что вкусы и предпочтения людей идентичны. И в-третьих, облагая доходы богатых налогами и перераспределяя эти деньги бедным, мы можем столкнуться с тем, что и те, и другие станут работать меньше. В результате сократятся и совокупное производство, и совокупные доходы, а значит, суммарная полезность, которая может быть достигнута обществом.

Но если стремление к полному равенству доходов неразумно, стоит ли, в принципе, беспокоиться о равенстве как таковом? Прежде всего в обществе, для которого характерно высокое неравенство доходов, нельзя достичь равенства возможностей. Те, кто находится в лучшем финансовом положении, используют его, чтобы обеспечить своих детей. Богатые, как правило, обладают политической властью и способны использовать ее в своих целях. Если государство не в состоянии обеспечить равенство возможностей с помощью политики образования и занятости, тогда оно вынуждено решать проблему равенства доходов более прямолинейными методами. Есть точка зрения, что стремление к равенству доходов оправдывается как этическими, так и практическими соображениями [Giddens, 1999]: этическими в том смысле, что все мы часть одного сообщества и поэтому не должны слишком различаться по уровню жизни; практическими, поскольку последствиями высокого неравенства часто становятся низкий уровень доверия в обществе и преступность.